НЕКОТОРЫЕ ЭПИЗОДЫ ИЗ ФРОНТОВОЙ ЖИЗНИ

      
       Часы
       Когда я учился в 9-м классе (1939–40 уч. г.), у многих моих одноклассников уже были наручные часы. Мне тоже хотелось иметь такие же, но материальное положение нашей семьи не позволяло сделать это. Тогда летом 1940 года я пошел работать. Работал почти все три летних месяца и заработал почти 1000 рублей. Казалось бы, моя мечта могла быть осуществлена. Но мама решила, что мне важнее поприличней одеться. Мне купили новые шерстяные брюки и сшили на заказ зефировую верхнюю рубашку.
       Когда в 1941 году началась война, и я уже был в полку, мой старший брат при очередном посещении подарил мне свои часы. С этими часами я убыл из Ленинграда, прошел учебу на курсах младших лейтенантов, службу командиром радиовзвода в Воздушно-десантных войсках и первые месяцы на фронте под Сталинградом. Но случилась беда. Как-то эти часы я уронил. В результате сломалась полуось маятника. Тут мне на помощь пришел наш мастер-виртуоз Виктор Иванович Дюков. Сначала он изготовил крепление для линзы, чтобы можно было работать с мелкими деталями. Затем из одной иголки сделал сверло, а из другой — изготовил необходимую полуось. В поврежденном маятнике он высверлил неглубокое отверстие. Затем на шеллак укрепил в нем выточенную надфилем полуось. После просушки он собрал часы, и они пошли. Эти часы я носил больше года. Уже был тяжело ранен и умер в госпитале Виктор, а отремонтированные им часы превосходно работали.
       В дивизии одно время стало развиваться движение «махнем не глядя». Двое договаривались об обмене вещами, причем каждый из них не знал, что и в каком состоянии ему предложит напарник. При этом говорили: «махнем не глядя». Делалось это обычно в присутствии третьих лиц. Бывали интересные обмены, но чаще всего — обычная обдираловка. Наиболее часто менялись зажигалками. Однажды подошел ко мне один офицер и предложил: «Махнем не глядя часами?» Сначала я отказался, но ребята меня подзадорили, и я согласился. Я отдал свои красивые ручные часы, а получил карманные неказистые и довольно большие часы (около 80 мм в диаметре). Сначала я был удручен, но через некоторое время разобрался в них. Это были часы железнодорожного кондуктора царской России, выпущенные до революции фирмой «Павел Буре». Они отлично шли и обладали высокой прочностью. Как-то я уронил их на цементный пол, и с часами ничего не случилось.
       Но пользоваться ими долго не пришлось. Однажды мы ночевали в землянке вместе с радистами, которым в 5 часов утра нужно было выходить на связь. Часов у радистов не было. Командир радиовзвода лейтенант Петр Шипунов упросил меня дать радистам часы. Ночью, примерно часа в 2 или 3, я выходил на двор. Часы были на месте, и радист не спал. Вернувшись, я быстро заснул. Проснулся от страшного шума в землянке. Кричал радист. Он заснул, и часы украли. В землянке ночевало человек 10, некоторые выходили на посты. Кто похитил часы, было неясно. Шипунов обещал мне достать часы, но вплоть до моего отъезда в академию 14 августа 1944 г. свое обещание не выполнил. Перед отъездом я поменял свой трофейный пистолет Вальтер на ручные часы, которые служили мне до конца войны. Только после Победы я купил себе новые.

       Повар-герой
       У командира нашей дивизии был свой повар, который кормил его и нескольких других старших командиров. Остальные работники штаба дивизии и комендантский взвод питались с кухни нашей роты связи. Поваром у нас был старший сержант Мамонтов, который до войны работал поваром в одном из московских ресторанов.
       Чтобы накормить всех своевременно, Мамонтов еще затемно орудовал на своей походной кухне. Однажды летом 1943 года (не помню где), отправив одного помощника за водой, а другого — за дровами, стоя на ступеньке кухни, он шуровал в котле. Рассветало, но было еще темновато. Повернув голову, он увидел немца, который стоял в нескольких метрах от него. Мамонтов жутко испугался. Убедившись, что немец не предпринимает никаких действия и даже положил на землю свою винтовку, повар успокоился. Он схватил свой огромный черпак, громко закричал и двинулся на немца. Тот не сошел со своего места. На крик прибежали люди. Немца отвели куда следует. Оказалось, что он из Эльзаса, который до войны принадлежал Франции. Этот немец был убежденным антифашистом. Мобилизованный в армию, он служил в каком-то тыловом подразделении повозочным. И все время хотел бежать. Вот теперь он это и осуществил. Как прошел он линию фронта, оставалось неясным. Говорили, что он сообщил какие-то очень ценные сведения. Его, до отправления в тыл, поместили в разведроту, а не в СМЕРШ.
       Мамонтов чувствовал себя героем. Он часто рассказывал об этом эпизоде, хотя и не скрывал, что поначалу очень струсил.

       Злополучные чернила
       Писарем в нашей роте был Петя Тептин (в конце войны — офицер, начальник штаба батальона связи дивизии, когда наша рота связи была преобразована в батальон). Он был очень исполнительным сержантом. Имел хороший почерк. Всегда был опрятно одет. Успешно вел всю ротную документацию. Но вот беда: не было у него чернил. Кто-то сказал, что в соседней части писарь изготавливал чернила из содержимого трофейных осветительных ракет. Несколько таких ракет Тептину принесли телефонисты, обслуживающие линию связи, идущую в один из полков.
       Действительно, из каких-то ракет Тептин изготовил чернила. Он был очень доволен и активно пользовался этими чернилами. Но они кончились, а новых ракет никто ему не приносил. Однажды во время одного из переходов Тептин сам обнаружил похожие ракеты, но несколько другие на вид. Вечером, когда в землянке оставалось мало народу, Тептин решил расковырять ракету и вытащить ее содержимое, чтобы попытаться изготовить чернила.
       Подходя к землянке, я услышал страшный свист. Зашел в землянку и увидел, что все находящиеся в ней повалились на пол, а кто-то даже забрался под стол. По землянке со страшным свистом носилась ракета. Продолжалось это около минуты. Ракета остановилась, только когда весь ее заряд выгорел. Свист прекратился. Оказалось, что это была не осветительная, а устрашающая ракета, предназначенная для воздействия на противника свистом. Все, кто был в землянке, в том числе и сам Тептин, сильно перепугались. После этого Тептин для изготовления чернил использовал только один проверенный тип трофейных ракет.

       Утка
       Где-то, уже на территории Украины, мы стояли в небольшом селе, на окраине которого немцами был вырыт большой противотанковый ров значительной протяженности. Метрах в пятистах от нашего расположения через ров саперы соорудили два моста. Один, солидный, — для машин и техники, а другой — узкий пешеходный. Была весна, и ров заполнился талой водой. Перейти ров можно было только по мосту.
       Как-то утром мы увидели, что во рву плавают дикие утки. Мы с восхищением смотрели на них и шумно выражали свои эмоции. Мимо проходил начальник связи дивизии подполковник Бессонов. Он был кадровым офицером. Служил еще до войны. В боях на озере Хасан у него было прострелено легкое, и он часто произносил: «Гм... гм...», как бы кашляя. Бессонов очень хорошо стрелял из пистолета ТТ, в штабе дивизии он был одним из лучших стрелков из пистолета. Подойдя к нам, он вынул из кобуры пистолет и выстрелили в одну из уток. Конечно, он попал. Убитая утка осталась на плаву, а остальные улетели.
       Но как достать утку? Ее прибило к противоположному берегу. Ширина рва большая, склоны крутые, никаких плавсредств нет. Пока мы думали, как ее достать, на другой стороне к этому месту подошел солдат. Он лег на землю и достал утку. Бессонов закричал: «Брось утку! Я — подполковник!»
       Солдат спокойно забрал утку и стал уходить. В ответ на крик Бессонова прокричал: «Да иди ты!..» Рассерженный Бессонов убрал пистолет в кобуру и молча ушел.

       Сапоги
       Во время наступления по прибытии на новое место солдаты по мере возможности занимались поиском трофеев. У нас в роте в этом вопросе лидировали телефонисты телефонно-кабельных взводов. Они много перемещались и часто приходили на новое место первыми. У солдат вожделенными были часы, а у офицеров — пистолеты.
       Чаще всего попадались мелкие вещи: зажигалки, сигареты, бритвенные лезвия. Как-то я разбил свои очки. Новые можно было заказать через санбат, но на их получение ушло бы полтора-два месяца... А через двое-трое суток ребята принесли мне несколько пар очков и, как ни странно, одни из них мне подошли. Был у меня и трофейный пистолет Вальтер. К нему подходили патроны от немецких автоматов. Они попадались в огромном количестве. Я вначале плохо стрелял из пистолета, но истратив на тренировки «цинку» (металлическую упаковку на 500 патронов), научился стрелять хорошо. У нашего командира роты капитана Чернова был маленький трофейный пистолет, а у моего заместителя старшего лейтенанта Лапотко — двухствольный ненарезной пистолет без магазина.
       Использовали мы и трофейные карбидные фонари. Трофейные радиостанции мы не использовали, а вот коммутаторы, индукторные телефонные аппараты и кабель использовали широко. Главным трофейщиком был старшина роты. Ведь в его ведении находилась почти вся служба тыла. Он ведал ремонтом одежды и обуви, подковкой лошадей, питанием и т. д. Пару раз он попадал впросак.
       Однажды ему позвонили наши телефонисты и сказали, что нашли много новых подков. С огромным трудом они доставили эту тяжесть, но подковы пришлось выбросить. Они оказались очень большими для наших лошадей (у немцев были в основном бельгийские тяжеловозы, у которых огромные копыта). Второй раз он прокололся на сапогах. Телефонисты сообщили ему, что нашли склад новых кожаных (не хромовых) сапог. Старшина очень обрадовался и велел взять сколько можно. Исполнительные телефонисты на свою двуколку, перевозящую катушки с кабелем, погрузили несколько пар сапог. В это время мы быстро двигались, и доставить их в роту не было возможности. Старшина уже строил планы, кому он сменит сапоги. Когда их наконец-то доставили в роту, то наступило полное разочарование. Сапоги были новые, добротные, но их пришлось выбросить. Никому из солдат и офицеров (даже девушкам-телефонисткам) они не подошли. У них был очень низкий подъем.

       Сливочное масло
       Весной 1943 года на юге России была страшная распутица. Все фронтовые дороги раскисли. В грязи у немцев застряло много машин. Одну из таких машин — грузовую бортовую — нашли наши разведчики из разведроты. Они ее вытащили и пригнали в штаб дивизии. Видимо, она была у немцев в тыловой службе крупного штаба, так как в ее кузове было 3–5 тонн высококачественных продуктов производства многих стран Европы, исключая Германию. Груз не был разграблен, так как была организована его охрана и назначен один из старших офицеров интендантской службы для его распределения и реализации. После проверки груза врачами (они дали «добро» на его использование) груз разделили между штабными подразделениями. Мне достались 2 пачки турецких сигарет, несколько плиток шоколада и на двоих с одним из офицеров пачка датского сливочного масла. Что еще было в этой машине, я не знаю. Говорили, что было еще итальянское красное вино в высоких конических бутылках по 0,7 литра.
       Теперь несколько слов о том, что досталось мне. Сигареты были без фильтра в небольших картонных пачках по 8 сигарет. Они были очень хорошие и были похожи на широко представленные у нас после войны болгарские сигареты «Шипка» и «Солнышко». Нам и раньше попадались немецкие солдатские сигареты, но эту дрянь никто из нас не курил. В них вместо табака использовалась папиросная бумага, пропитанная никотином. Я предпочитал курить «гвардейские» махорочные самокрутки. Какими они были по размеру, можно судить по тому, что из одного листа газеты «Правда» можно было сделать 16 самокруток.
       Шоколад был разных сортов, производства нескольких стран (не помню, каких). Был среди них светло-коричневый (мягкий), темно-коричневый (твердый) и почти черный. Последний был очень жестким и немного горчил. Он мне не понравился, но все плитки за 2–3 дня были съедены.
       Датское сливочное масло было в пачках по 1 кубическому дециметру. Снаружи упаковка была деревянной в виде тонкого шпона, а внутри из тонкой, но очень прочной бумаги. Когда упаковку вскрыли, мы увидели масло темно-желтого цвета. Я подумал, что масло испортилось, и его нужно будет перетопить. Но я ошибся. Масло оказалось свежим, очень вкусным и легко мазалось на хлеб. Это было сливочное масло, сбитое с медом. Прошло с тех пор уже 67 лет, но такого медового масла я больше не встречал. Попадалось шоколадное, селедочное и другие. Возможно, это ноу-хау датских производителей масла тех времен.

       Загубленный радиоприемник
       Во время войны вещательные радиоприемники для населения были запрещены. Разрешалось иметь приемники только специальным учреждениям. В нашей дивизии штатные радиоприемники имели только редакция дивизионной газеты «Гвардеец» и политотдел. По мере появления трофеев мы обеспечивали радиоприемниками все руководство дивизии (иногда предоставляли даже по два: один — в землянку, второй — в машину).
       Я уже писал, что трофейные радиостанции мы не использовали. Они были очень тяжелыми и громоздкими. А вот трофейные радиоприемники использовали очень широко. Это создавало для мастерской связи дополнительную нагрузку, а иногда и обузу. Всегда кто-то считал себя обиженным. Кроме того, нужно было снабжать их батареями и обеспечивать своевременную зарядку накальных аккумуляторов. Нами были установлены радиоприемники у командира дивизии и начальника штаба (по два приемника), у начальника политотдела и начальника связи, а также у начальника разведки, в особом отделе и медсанбате (где еще — не помню). С этими приемниками бывали и забавные случаи. Об одном из них я хочу рассказать.
       На Миусе мы стояли в обороне долго (с конца апреля по середину августа 1943 г.). Причем, почти полтора месяца в деревне Дубровка. Наша мастерская располагалась в добротном одноэтажном доме, где была всего одна большая комната. Хозяева дома переселились к своим родственникам, живущим в соседнем доме. В нашем же доме больше недели работала выездная бригада армейской мастерской связи (лейтенант-радиотехник и два сержанта: телефонный и радио мастера).
       Однажды начальника нашей мастерской вызвали к начальнику связи дивизии. Ему сообщили, что у командира дивизии появился новый трофейный радиоприемник, и его нужно осмотреть. К концу дня приемник доставили в нашу мастерскую, и «оживить» его поручили мне. Как выяснилось, это был шикарный, 13-диапазонный приемник «Блаупункт». Однако, он имел питание от сети и был собран на радиолампах с подогревными катодами. Переделать его на отечественные лампы и автономное питание означало приемник испортить. Я доложил свое мнение зам. начальника связи дивизии, тогда капитану, Б. Егорову. Он со мной согласился и передал наше мнение адъютанту командира дивизии, сказав, что лучше всего отправить приемник в тыл. Когда населению разрешат вещательные радиоприемники, то в доме будет шикарный приемник, а переделка может его только испортить. На что последовал грозный приказ: «Приемник переделать на отечественные радиолампы и автономное питание».
       Делать нечего — приказы нужно выполнять. Переделку, естественно, поручили мне. По типам радиоламп я с помощью армейского радиотехника составил блок-схему приемника и частично принципиальную. Приемник для хорошей акустики имел большой деревянный ящик, а после удаления выпрямителя образовалось дополнительное место для накальных аккумуляторов и анодных батарей. У немецких радиоламп цоколь существенно отличался от наших. Поэтому мне приходилось разбивать немецкие радиолампы и на основе цоколя разбитой лампы делать переходник, то есть монтировать на нем восьмиштырьковую отечественную ламповую панельку. Труднее всего было сделать переходник для лампы преобразователя частоты. У немцев была использована комбинированная радиолампа, аналога которой в ряду наших малогабаритных ламп не было. Пришлось на цоколе лампы преобразователя частоты смонтировать две наших ламповых панельки. Усилитель низкой частоты приемника заработал сразу. В остальных каскадах пришлось подгонять режим.
       Через пару недель работы приемник был готов. На мой взгляд, получилась дрянь по сравнению с тем, что было. Он микрофонил (любой удар по корпусу вызывал на 3–4 секунды гудение). Приемник имел малую выходную мощность, но хорошую избирательность. Мы с солдатом принесли приемник генералу. Генерала не было на месте, но ординарец разрешил нам установить приемник и подключить антенну. Когда генерал появился, он был очень доволен: «Вот вы, технари, всегда говорите, что этого нельзя сделать! А когда на вас нажмешь и жестко потребуешь исполнения, то у вас все получается». По приказу генерала ординарец принес мне полстакана водки и закуску.
       С началом наступления на Миусе ординарец генерала перестал приносить аккумуляторы на зарядку. Видимо, генерал оставил приемник на месте своего последнего квартирования.