ПЕРВЫЙ ПАРАШЮТНЫЙ ПРЫЖОК

      
       В первых числах января 1942 г. в звании младшего воентехника я прибыл в г. Ногинск под Москвой и был назначен командиром радиовзвода роты связи 6-го воздушно-десантного корпуса. Начались трудные дни учебы, нарядов, парашютных прыжков.
       Сначала мне было очень трудно завоевать авторитет у своих солдат и сержантов, ведь я был в числе самых молодых во взводе. Во многом мне помог 29-летний помкомвзвода Круглов. Постепенно мои отношения с подчиненными наладились. Во-первых, потому что я хорошо работал на ключе и принимал на слух больше, чем многие из моих радистов. Во-вторых, на первых же стрельбах из карабина я оказался в группе выполнивших упражнение на хорошо, а большинство моих солдат получили неудовлетворительно. Особенный авторитет у подчиненных я завоевал во время своего первого парашютного прыжка 12 марта 1942 г.
       Дело было так. Роту связи построили у самолета. Офицеров (тогда средних командиров) в роте в это время было всего три. Командир роты — лейтенант Гулеринов, комиссар — политрук Куликов и я. Естественно, я стоял на правом фланге строя. Подошел комиссар корпуса бригадный комиссар — мастер парашютного спорта Юматов. Командир роты доложил ему о готовности к прыжкам. Бригадный комиссар спрашивает его: «Кто это на правом фланге?». Тот отвечает: «Командир радиовзвода, младший воентехник Шляпоберский». Бригадный комиссар спрашивает: «Почему без запасного парашюта?». Комроты отвечает: «У нас их нет». (В роте было всего два запасных парашюта: у командира и комиссара.) Последовал приказ: прыжок мне отставить.
       Я вышел из строя, рота пошла на посадку в самолет, а бригадный комиссар ушел к другому самолету. Я расстегнул грудную перемычку и сделал вид, что снимаю парашют. Увидев, что бригадный комиссар ушел далеко, я застегнул грудную перемычку, снял очки и побежал к самолету.
       Рота уже заканчивала посадку. Я сел в самолет последним, поэтому прыгать мне пришлось первым. Прыгали мы с высоты 1100 м с принудительным раскрытием (дергать кольцо не нужно). В первые минуты свободного полета, конечно, захватило дух. Когда парашют полностью раскрылся, наступило радостное приподнятое настроение. Я поудобней уселся на лямках, и тут мимо меня пролетел валенок. Он свалился с ноги одного из наших бойцов, прыгавших за мной. Вообще, в первые минуты мне показалось, что я лечу вверх, а не вниз. После приземления никто меня за обман бригадного комиссара не наказал. Вечером начальство слегка пожурило.
       В нашей роте все были обеспечены парашютами ПД-41. Это был основной парашют десантника, и крепился он в ранце на спине. В то время действовал приказ, чтобы все средние и старшие командиры прыгали с запасным парашютом. Этот парашют (не помню его марку) крепился на груди и раскрывался парашютистом только в случае необходимости, когда основной парашют не раскрывался или вытягивался «колбасой» (когда одна стропа перехлестывала все остальные, и парашют не набухал). Раскрытие запасного парашюта требовало определенных навыков. Надо было, придерживая его рукой, дернуть кольцо и затем отбросить парашют в сторону. Иначе купол мог не раскрыться, или стропы могли поранить лицо.
       Всего у меня было пять прыжков: два — с самолета ТБ-3 и три — с самолета ПС-84.
       Вообще, у меня с подчиненными установились хорошие отношения. Они безропотно выполняли мои указания; не обижались, когда я кого-нибудь наказывал за провинности, высказывали сожаление, когда при переформировании меня перевели на другую должность. Все мои подчиненные, за редким исключением, были люди закаленные, физически хорошо развитые и подготовленные к физическим нагрузкам и тяготам военной жизни. Они снисходительно относились к моей слабой физической подготовленности (в марш-броске на лыжах я пришел последним в своем взводе).
       Первые недели нового 1942 г. мое настроение было плохим из-за того, что я ничего не знал о судьбе мамы и брата, оставшихся в блокадном Ленинграде. О них через пару недель я узнал от тети, жившей в г. Горьком. Оказалось, они прожили самые ужасные дни октября и ноября 1941 г. (голод, холод, пожары и бомбежки) и в декабре были эвакуированы самолетом на большую землю. В 1943 г. они получили медали «За оборону Ленинграда» и с гордостью их носили. Моя мама умерла в 1971 г., а брат — в 2002 г.
       Мы усердно готовились к боям. Раза два даже готовились к десантированию. Ночевали на аэродроме в Глухово под Ногинском. Но последовал отбой. Таким образом, боевых прыжков у нас так и не было.
       Вообще, народ в корпусе собрался боевой, дисциплинированный, настроенный патриотически. Среди десантников было много сибиряков — закаленных и отважных ребят. Хотя ранее в боях участвовали только единицы, волевые качества бойцов уже были проверены в условиях учебы, приближенной к реальной боевой обстановке и во время парашютных прыжков.