ЧЕРНЫШКОВСКАЯ
В первых числах января 1943 г. мы покинули Обливскую и направились в сторону
станицы Чернышковская — это тоже железнодорожная станция, даже, по-моему,
б?льшая, чем Обливская. Таким образом, мы шли параллельно железной дороге.
Хочется сказать пару слов о способе перемещения всех средств связи. Радисты
перемещались вместе со всеми солдатами и, при необходимости, работали и
на ходу. У командира дивизии была отдельная рация, которая всегда была с ним
(либо в его машине, либо в машине сопровождения). Взвод подвижных средств
связи (мотоциклисты и конные посыльные) также перемещались самостоятельно.
Труднее было телефонистам узла связи. Они посылали передовую группу
к новому месту штаба дивизии. Там организовывали передовой узел связи.
Устанавливался коммутатор, протягивали телефонные внутриштабные линии:
в землянку командира и начальника штаба, в оперативный отдел штаба,
в политотдел, в штаб артиллерии, в особый отдел, в редакцию газеты. По мере
того, как протягивались линии от стрелковых и артиллерийского полков, тыла
дивизии и медсанбата, они подключались к коммутатору. Старый узел связи при
этом еще работал. Как только новый был развернут и начал функционировать,
старый сворачивался, и линии связи сматывались. Телеграфисты перемещались
в последнюю очередь, так как телеграфную линию (на специальных шестах) им
прокладывали связисты вышестоящего соединения (армии, а позднее — корпуса).
Итак, мы покинули Обливскую. На одном из переходов наша группа вообще
ночевала в степи. Ночь застала нас на переходе вне населенных пунктов. Что
делать? Старшина роты, сельский житель, очень хорошо ориентировался
на местности. Он заметил в стороне две большие скирды. мы подошли к ним.
Оказалось, что это солома. Разбросав солому толстым слоем на снег, расставив
часовых, мы улеглись спать. Ложились по двое. Одну плащ-палатку клали
на солому, на нее — одну шинель, поверх шинели ложились двое, обняв друг
друга. Потом сверху укрывались второй шинелью и второй плащ-палаткой. Так
проспали часов 5–6.
В Чернышковскую добрались под вечер, нас разместили в заранее выбранных
добротных домах, и мы сразу же завалились спать. Утром случилось что-то
невероятное. Оказалось, что фашисты, отступая, оставили на станции
на запасных путях эшелон русской водки и западного вина. Они надеялись, что
русские напьются, и тогда легко можно будет их перебить. Говорят, что такое
действительно иногда случалось... Но наши стрелковые полки и танкисты прошли
Чернышковскую быстро и практически ничего не знали об этой водке. Немцы были
отброшены далеко от станицы, и контрнаступления у них не получилось.
В станице оказались небольшие части (главным образом тыловые). Некоторые,
узнав об эшелоне, начали его грабить и растаскивать водку ящиками. Появилось
много пьяных. Начались дебоши, беспорядки, пьяные драки и выяснения
отношений с помощью оружия. В станице началась беспорядочная стрельба,
появились раненые и даже убитые. Командование приняло решительные меры. Всю
еще оставшуюся в эшелоне водку в ящиках перегрузили на склад и устрановили
его охрану. Организовали из надежных воинов подвижные группы, которые
задерживали и разоружали дебоширов. Полностью установить порядок удалось
только через два дня. (Хотя у некоторых сохранялась припрятанная водка.)
Многие участники беспорядков получили взыскания. Так, наш командир роты
ст. лейтенант Гулеринов в пьяном виде попался на глаза командиру дивизии
генерал-майору Пастревичу, нагрубил ему (говорят, с использованием
неформальной лексики). В тот же день он был отстранен от командования ротой
и назначен с понижением командиром роты связи стрелкового полка. Командиром
нашей роты был назначен наш начальник мастерской связи ст. лейтенант
Степанов. Так наша мастерская лишилась опытного, заботливого начальника.
Через пару недель к нам был назначен новым начальником ст. лейтенант
Н. Жуков (о нем я расскажу ниже).
Под вечер мне нужно было побывать в каком-то подразделении роты. Было
морозно, снег скрипел под ногами, но довольно светло из-за луны и белого
снега. Вдруг я услышал громкий разговор. Голос показался мне знакомым. Его
хозяин громко произносил: «Головешкин, где шоколад?» Естественно, я сразу
пошел на этот голос. Оказалось, это был мой лучший друг командир радиовзвода
111-го гвардейского стрелкового полка Александр Ханин.
Как выяснилось потом, его с солдатом Головешкиным послали
квартирмейстером в Чернышковскую. Они должны были подобрать дома (квартиры)
для подразделений штаба 111-го гвардейского стрелкового полка, который вроде
бы должен был передислоцироваться в Чернышковскую. Ходя по домам, Ханин
с Головешкиным забрели в дом, где располагались радисты нашей роты.
Последние напоили Ханина в честь знакомства. Он быстро захмелел, потому что
ничего не ел, и пил, не закусывая. А дальше и произошла эта встреча со мной.
Я провел обоих в дом, где располагалась наша мастерская и уложил спать.
Я доложил об этой встрече зам. начальника связи Б. Егорову, который сказал,
что разбираться будем утром, а сейчас пусть они поспят и протрезвеют.
Часов в 6 утра Ханин проснулся и рассказал, с каким заданием он прибыл
в Чернышковскую. Все обошлось хорошо, так как полку изменили маршрут
следования, и квартиры штабу полка были уже не нужны. Через несколько часов
их полк проходил маршем через Чернышковскую, и Ханин присоединился к своей
роте.
На следующий день меня послали на старый узел связи отремонтировать
вышедшую из строя радиостанцию и помочь старшине роты свернуть старый узел
связи и направить колонну к новому командному пункту уже в Чернышковской.
До старого узла связи было километров десять, поэтому мне выделили мотоцикл
с коляской, которым управлял хороший мотоциклист сержант Фатьянов.
Когда он подъехал за мной, я обратил внимание на его нетрезвое поведение.
Он был слегка пьян. Делать нечего: другой машины у меня не было. Я сел
в люльку, и мы поехали. Выехав из станицы, он остановил мотоцикл и сказал,
что в мороз мне нужно согреться. Он открыл багажник, где у него оказался
ящик итальянского красного столового вина. Честно говоря, я не очень
сопротивлялся. Мы выпили бутылку вина, и он поехал. По пути я заснул
и проснулся от холода. Оказалось, что я потерял свою офицерскую
шапку-ушанку.
Очень скоро мы прибыли к месту назначения. Я довольно быстро
отремонтировал станцию. Мы связались с начальством, и я получил приказ
возвращаться.
Пока я занимался рацией, на узле связи все линии свернули и уже
подготовились к маршу. Всего собралось под командой старшины пять подвод
и человек 10–12 солдат. Старшина выдал мне солдатскую ушанку.
Мы с Фатьяновым уехали и довольно быстро вернулись в часть.
Через пару дней мы выступили из станицы на запад. На одной из следующих
остановок произошло событие, которое с радостью восприняли все члены нашей
мастерской. Утром прибежал посыльный и сообщил, что в одном из сараев стоит
брошенная фашистами автомашина-фургон. Это была грузовая машина с просторной
трехместной кабиной, с большим крытым металлическим кузовом, в котором можно
было стоять, не сгибаясь. Окон в фургоне не было. Большая задняя
металлическая дверь указывала на то, что машина использовалась для перевозки
скоропортящихся продуктов.
Машина была неисправной, она не заводилась. У машины оказалась пробитой
прокладка головки блока. И тут опять проявилось искусство нашего Виктора
Ивановича Дюкова — мастера-золотые руки. В одном из разбитых домов
он раздобыл кусок линолеума, вырезал из него прокладку по образцу снятой
старой. Необходимую окантовку он сделал из жестяных консервных банок,
которых у нас на полевой кухне всегда было достаточно. (Американцы снабжали
нас свиной тушенкой, которую нам давали по 90 г на человека в день.) После
закладки тушенки в котел, банки выбрасывались. Консервы эти солдаты в шутку
называли «Второй фронт». Из банок делали себе кружки для питья.
Поставили сделанную Дюковым прокладку. Машина сразу же завелась.
Она прослужила нам почти год. Потом она сломалась, а я январе 1944 г. ее
бросили и достали себе лучшую.
Все с радостью встретили это приобретение, но больше всех радовался
подвозочный Баскаков. Его перевели во взвод подвижных средств связи
мотоциклистом, который он быстро выучился водить.
У нас забрали подводы и лошадей. Шофером назначили отличного автомеханика
Павла Сысоева. С приобретением машины, конечно же, стало лучше. Но появились
и новые проблемы. Больш?ю машину трудно было маскировать, а тем более —
закапывать, что нам приходилось делать на каждом новом месте стоянки.
|