ШАХТЫ
В феврале 1943 г., после упорных боев, нами был освобожден город Шахты
Ростовской области Российской федерации. Если на Дону бывали случаи, когда
нас встречали недружелюбно, то в Донбассе нас встречали очень радушно.
В Донбассе, в том числе и в г. Шахты, фашисты зверствовали особенно жестоко.
Излюбленным способом казни у фашистов было сбрасывание живых людей в шахты,
глубины которых доходили до 700–900 метров. Таким варварским способом в г.
Шахты были казнены многие коммунисты, комсомольцы, военнопленные,
представители Советской власти, не успевшие эвакуироваться, и ненавидимые
фашистами евреи и цыгане. Впоследствии из одной шахты извлекли около
3000 трупов. В г. Шахты теперь есть мемориал, посвященный их памяти.
Известно, что жертву со связанными руками сбрасывали в шахту два
здоровенных предателя. Одна из подпольщиц (не помню ее фамилию) — молодая
женщина сумела развязать руки и, схватив одного из предателей, сама
бросилась с ним в шахту. В 1975-м году на встрече с ветеранами дивизии перед
нами выступала ее мать.
Но вернемся к событиям февраля 1943 г. В г. Шахты мы пробыли два дня.
Рота связи располагалась в школе. Личный состав ночевал в квартирах
учителей. Свободные от смены люди стремились побывать на базаре. Пошел туда
и я. Наличных денег у меня практически не было, и я смог купить лишь стакан
семечек и выпить кружку топленого молока.
Возвращался в школу, когда уже начало темнеть. Подходя к насыпи,
по которой шла дорога, я услышал выстрел. Стреляли из-за крайнего в поселке
дома, метрах в 150-ти от меня. Первая пуля просвистела над головой, вторая
ударилась в снег правее моей ноги. Я ускорил шаг, быстро перебежал через
дорогу и, таким образом, оказался невидимым стрелявшему.
Через день штаб дивизии переехал на новое место. Я и не подозревал, что
через несколько дней опять окажусь в г. Шахты. А было это так. На одной
из стоянок, километров в шестидесяти от г. Шахты, я ремонтировал
радиостанцию, паял с использованием канифоли, надышался ее парами и стал
кашлять. Спали мы в землянке на полу. Нас было там много, лежали мы очень
плотно и переворачиваться могли только одновременно. Мой кашель не давал
всем спать. Утром лежавший рядом со мной Вася Коваленко доложил об этом
начсандиву. Меня отправили в госпиталь в г. Шахты с диагнозом туберкулез. (В
действительности это был приступ бронхиальной астмы, которую врачи
констатировали у меня лишь в 1947 г., увидев меня во время очередного
приступа.)
Прибыв в госпиталь и пройдя санобработку, я, как больной туберкулезом,
был помещен в отделение, где лежали раненые с газовой гангреной.
Располагался госпиталь в помещении бывшей совпартшколы. Наше газовое
отделение разместилось в большом лекционном зале. Вместо разбитых стекол
многие окна были заделаны фанерой. Зал отапливался печкой, сделанной
из бочки из-под бензина.
Основная часть госпиталя была еще на старом месте, а здесь разворачивали
его передовую часть, поэтому многое было еще не обустроено. Не было
электричества, поскольку агрегат дизельной электростанции еще не прибыл.
Имелось лишь несколько керосиновых лапм.
Когда я прибыл в палату, там находилось человек 5–6, а коек (простых
железных кроватей без белья с бумажными немецкими матрасами, набитыми
соломой) было восемь. Меня, как офицера положили на одну из таких коек. Бои
в те дни шли сильные, и стали поступать раненые. К вечеру следующего дня зал
стал почти полностью заполнен ими. Привезли тяжелораненого бойца из нашей
дивизии. Я уступил ему свою койку, а сам лег рядом на пол. Вскоре больного
отвезли на тележке в операционную, где ему ампутировали ногу. Вдруг
прибегает сестра и кричит: «У кого есть фонарик?» Оказалось, что часть
ампутированной ноги упала и уронила керосиновую лампу. Стекло ее разбилось.
Как закончить операцию? Я дал ей имеющийся у мне фонарик, при свете которого
врачи и закончили операцию. Раненого после операции снова положили на мою
кровать.
Всю ночь поступали раненые. Когда я проснулся, то оказалось, что лежу уже
под кроватью. Справа и слева от меня — носилки с ранеными. Первым делом
я решил выбраться из-под кровати. Сунул руку направо — раздался ужасный
крик. Значит, это живой. Нащупал лежащего наверху — холодный. Слева
на носилках тоже лежал умерший боец. Я перебрался через него, но, конечно,
уже до рассвета заснуть не смог.
Утром я почувствовал себя лучше (приступ астмы кончился). Попросил меня
выписать в часть. Документы оформили довольно быстро. Я, побывав у знакомых
школьных учителей (они меня очень вкусно накормили), отправился в часть.
Одиночные военнослужащие перемещались обычно через контрольно-пропускной
пункт (КПП). Я пришел на КПП. Меня, проверив документы, посадили на попутную
машину, идущую в нашу дивизию. К утру следующего дня я уже был в роте.
К сожалению, документы о пребывании в госпитале у меня не сохранились.
Побывать еще раз в г. Шахтах мне довелось лишь в 1975 г., в дни
празднования Тридцатилетия Победы.
|
