БЕЗЫМЯННЫЙ ОВРАГ

      
       Лето 1943 года. Наши войска стремительно наступали. Штаб дивизии часто менял свое расположение. Однажды он разместился по склонам большого протяженного оврага, направленного в сторону фронта. Хотя до передовой было примерно 3 километра, казалось, что с высот с вражеской территории просматривалась ложбинка оврага, так как по нему периодически велся прицельный артиллерийский обстрел; иногда даже разрывались мины. По сторонам (по пологим склонам оврага) было много боковых ответвлений, которые явно не просматривались. В них-то и располагались служба штаба дивизии, наша рота связи и другие подразделения.
       Утром пришло печальное известие — погиб Лева Белкин. Это был добродушный парень, хороший радист, преданный товарищ. Обстоятельства его гибели я узнал со слов второго радиста — его напарника. Накануне утром офицер оперативного отдела штаба дивизии был послан с каким-то поручением в войска. Ему придали рацию с двумя радистами, и они выехали на машине «Виллис». Целый день разъезжали по частям, а под вечер, в сумерках, заблудились. Подъехали к какому-то хутору, увидели силуэт часового. Офицер послал Белкина узнать, как называется это селение и как проехать к штабу дивизии. Отойдя от машины шагов на 20, Лева крикнул: «Эй, солдат, как называется это село?» В ответ раздалась автоматная очередь, и Лева упал. Второй радист и шофер машины ответили огнем. Стрелявший в Леву фашист упал. Они поспешно подобрали тело Левы и так же поспешно уехали. Утром наконец-то нашли штаб. Леву похоронили в одном из отрогов оврага.
       Но жизнь продолжалась, нужно было выполнять свой долг. Машина нашей мастерской была надежно укрыта в одном из отрогов оврага. В соседнем отроге, отделенным от машины пластом земли, толщиной метра три, я оборудовал себе рабочее место. Мой окопчик был неглубоким (сантиметров 50 в глубину). На одной стороне окопа я поставил ремонтируемую радиостанцию, а на другом его сел сам опустив ноги в окоп. Найдя повреждение (оторвался проводок от переключателя настройки антенны), я уже приготовился разжечь костерок, чтобы разогреть паяльник и припаять провод, как пришел сержант — ординарец начальника штаба дивизии и сказал, что в телефоне начальника штаба вышел из строя микрофонный капсуль: «Дайте мне капсуль, и я сам заменю его.»
       Рядом за земляной стенкой другого отрога в небольшом окопчике отдыхал (просто спал) мой начальник ст. лейтенант Николай Жуков. Чтобы не отрываться от работы, я послал сержанта к нему. Разбуженный Жуков возмущенно в мой адрес прокричал: «Техник-лейтенант, выдайте капсуль!» Я попытался возразить, ссылаясь на занятость, на что последовало грозное изречение: «Я вам приказываю!». Делать нечего, приказы нужно выполнять... Как только мы с сержантом зашли в машину, и я дал ему капсуль, раздался страшный взрыв. В воздухе повисло облако пыли. Это разорвалась мина. Она угодила как раз в мой окоп. От рации осталась только груда покореженного металла.... Жуков, выскочил из своего окопа, и когда пыль рассеялась, дрожащим голосом в мой адрес прокричал: «Вот видишь, если бы не пошел исполнять мой приказ, тебя бы убило!»
       Вот так этот незадачливый человек меня спас. Хочется сказать о нем пару слов. Он был кадровым командиром Красной армии еще до войны, служил киномехаником в части, дислоцированной в 1940 г. в г. Рига. Часто рассказывал о своих любовных похождениях. Не знаю, какой он был киномеханик, но в технике связи (радио, телефонной, телеграфной) разбирался плохо. Мог заменить капсуль в телефонном аппарате или радиолампу в радиостанции (если ему покажут, какую). По характеру был очень спесив, держался высокомерно. В механике разбирался относительно хорошо. И хозяйственником он был хорошим. Если надо было что-нибудь достать, получить, выменять, то он это делал весьма успешно. Приведу лишь один пример. Под новый, 1944 г., когда мы стояли на отдыхе в Чехограде (это под Мелитополем), он умудрился где-то достать авиасигнальное полотнище «Папхем». Это был устаревший вид связи с самолетом. Большое полотнище темного цвета имело много светлых участков, которые закрывались темными тканевыми покрышками. Открывая их в разных сочетаниях, можно было передавать определенные кодовые сигналы находящемуся в воздухе самолету (обычно У2). Общая площадь материи была большой, примерно 10 кв. метров. Вот такое матерчатое полотно он обменял у одной местной жительницы на гуся. Хозяйка хаты, где жили члены нашей мастерской (это шесть человек), гуся зажарила, и мы вместе с семьей хозяйки встретили Новый, 1944, год с жареным гусем.
       Через пару месяцев Жукова от нас перевели, меня назначили начальником мастерской связи, а на должность радиотехника перевели из артиллерийского полка ст. лейтенанта Лапотко. Это был отличный специалист, единственный из всех нас, имевший высшее радиотехническое образование. Ему в августе 1944 г. я передал мастерскую, которой он и руководил до конца войны.